«Все самое интересное происходит на границах»: Дмитрий Булатов об искусстве и науке
Недавно Фонд Laboratoria Art & Science провел симпозиум New Elements, где участники обсудили изменения в области технологического искусства и попытались понять, по каким законам развивается это направление. Мы узнали у Дмитрия Булатова — одного из спикеров секции «Science art сегодня: трансформации междисциплинарных сообществ», куратора Государственного музея им. А.С. Пушкина и руководителя магистерского профиля «Art & Science: неокибернетика» в Школе дизайна НИУ ВШЭ, как понимать science art, должен ли художник иметь научную базу, и как меняется роль куратора.
Дмитрий, какие, на ваш взгляд, можно сделать выводы по итогам прошедшего симпозиума?
Мне было важно, что участники симпозиума – кураторы, теоретики искусства и представители ведущих международных организаций – имели возможность «сверить часы» по вопросам, связанным с динамикой развития направления Art & Science. Коллеги отметили изменения, которые происходят на всех уровнях художественной системы — от авторов, использующих новые умения и компетенции, и институций, которые постоянно переопределяют свои стратегии, до широкой публики, на которую возлагаются дополнительные требования по удержанию ассоциаций, связанных и с искусством, и с наукой.
Как бы вы объяснили человеку, далекому от новых течений в современном искусстве, что такое Art & Science?
Art & Science — это такая область искусства, где художники используют научные методы исследований и новые технологии при создании своих произведений. Художник-исследователь, который работает в этом направлении, формулирует актуальные вопросы об окружающем мире, осмысляет и анализирует реалии и задумывается о перспективе. Обычно давая такое определение, я делаю оговорку, что это взгляд представителя современного искусства. Если вы зададите этот вопрос, скажем, ученому или инженеру, я не исключаю, что ответ будет другим.
Пол Вануз (США), «Труд».Фото: Пол Вануз. Устройство глубинной культивации микроорганизмов, которое представляет вниманию публики запах трудового пота, созданный при помощи бактерий. При участии С. Морса (Университет Баффало). При поддержке Программы искусств Совета штата Нью-Йорк и Центра биологических искусств Coalesce Университета Баффало.
Как вы можете объяснить популярность этого направления?
Мы живем в сложном мире, где нужно уметь связывать между собой разные действия и процессы. Так человек включается в информационный обмен с окружающей средой. То есть быть современным — это довольно сложный навык, которому нужно учиться. Но как это сделать? Здесь, как мне кажется, и может прийти на помощь Art & Science.
Думаю, направление Art & Science лучше других говорит нам о том, как быть современным.
Художники, работающие в этой области, с одной стороны, находятся в современности, которая требует скорости и технологической адекватности, а с другой — пребывают в длительной традиции искусства, которая нивелирует понятие времени. Хороший художник обычно старается держать под контролем обе координаты. А мы, как зрители таких произведений, учимся видеть в них разные аспекты современности.
Как понимать Art & Science? Нужны ли для этого какие-то дополнительные инструменты или иные подходы?
Мне кажется, главное — это не бояться быть открытым новому. И еще очень важно научиться воспринимать искусство как игру. Проекты, реализованные в области Art & Science, меняют наше восприятие традиционных площадок искусства и науки: музея, галереи или закрытой научной лаборатории. Art & Science представляет эти места как пространства, где мы можем вплотную приблизиться к процессам, которые трансформируют нашу жизнь, и даже принять в них участие. Если в лабораторию вход обычному человеку не всегда доступен, то на выставке можно познакомиться с работой ученых и художников, высказать свою точку зрения. Так у людей создается основа, которая позволяет им работать с новыми сущностями. Главное — не потерять искру любопытства к необычному, а все остальное, на мой взгляд, приложится.
Шпела Петрич (Словения), «Читая по губам». Фото: Шпела Петрич. Исследования в области коммуникации между комнатным растением Ficus benjamina и человеком. При участии Б. Петерса, К. Носан. В рамках European ARTificial Intelligence Lab. При поддержке программы ЕС «Творческая Европа», МК Республики Словения и Департамента культуры муниципалитета Любляны.
Все прорывные решения сегодняшнего дня могут содержать в себе как мотивы, которые встречались в более ранних культурных процессах, так и материальные эффекты, представляющие собой принципиальную новизну.
К каким дисциплинам и технологиям чаще всего обращаются художники для создания научно-художественных коллабораций?
Сегодня художники часто обращаются к необычным материалам, инструментам и идеям. Они превращают методы исследований и сам контекст науки в свои художественные проекты. В фокусе их внимания лежит поиск возможностей нового, размышления о достижениях прошлого, преодоление границ рациональности, живого и неживого, естественного и искусственного. Принято считать, что искусство всегда было территорией индивидуального, рукодельного производства. Но сегодня ситуация изменилась: Art & Science можно отнести к постиндустриальному типу производства художественного высказывания. Это проявляется в том, что художники обращаются к самому широкому диапазону научных дисциплин — от информационных технологий и робототехники до целого спектра нейро- и биомедицинских наук. При этом Art & Science может видеть и создавать различные альтернативные версии реальности, выходя за пределы возможностей науки. Эта способность искусства делать ставку на интуицию всегда оставалась одним из важнейших инструментов производства нового.
Дмитрий Булатов, Алексей Чебыкин (Россия), «Танцующий лес». Фото авторов Инсталляция, реконструирующая взаимодействие участка хвойного леса национального парка «Куршская коса» и локальных геомагнитных полей. При поддержке Центра перспективной робототехники и проблем окружающей среды Cybres (Штутгарт).
Как меняется отношение зрителя к Art & Science и использованию новейших технологий в современном искусстве?
Сегодня публика, как правило, очень мало знает о происходящем в науке и технологиях и о том, какие возможности открылись для научного мира. Наше тело стало объектом программирования, оно может быть изменено, перекодировано или дополнено чужеродными элементами. Такая зависимость от технологий ассоциируется в головах многих людей с катастрофой. Хотя бы потому, что с позиции того же «обыденного» сознания технонаука несет системную новизну, несовместимую с реалиями вчерашнего дня. И единственная возможность восстановить чувство причастности людей к происходящим изменениям — это развивать воображение, которое способно моделировать уходящие в отрыв технологии. Именно в качестве таких моделей и появляются произведения искусства, выполненные с использованием новейших технологий. С этих метафор, художественных высказываний, которые говорят нам о стремлении человека овладеть неизвестными явлениями, обычно и начинается уточнение знаний.
Юри Хван (Южная Корея), «Соматическое эхо». Фото: Кела Янсен. Устройство для чувственного восприятия звуковых композиций посредством эффекта костной проводимости. Восьмиканальная звуковая инсталляция, смешанная техника. При участии Лауры Павел.
Какую роль играет куратор в научно-художественных проектах, отличаются ли его функции от куратора классических экспозиций?
Да, отличаются. Все изменения, происходящие в поле искусства и науки, также касаются и кураторских практик. В этих новых условиях кураторство в области Art & Science представляет собой довольно специфическую форму креативности. Помимо истории образных технических искусств и знаний об их самобытности, к компетенциям куратора добавляются представления о научно-технических исследованиях как неотъемлемом элементе культурного и художественного творчества. Как в свое время высказалась британский куратор Яся Рейнхард, куратор в области Art & Science становится носителем «двойственного» знания. Ценность его деятельности возникает на пересечении отношений с художниками, учеными и инженерами, разными институциями, в работе с научно-философскими и художественными концептами, а созданный им продукт — это уже не столько выставочный показ, сколько очередной исследовательский этап в его собственной проектной деятельности и в деятельности организации.
Вы отмечаете, что одна из главных проблем Art & Science — это вопрос определения границ. В подобных проектах все же искусство доминирует над наукой, или наоборот? Как сохранить этот баланс?
Сначала может показаться, что ученые и художники очень сильно отличаются друг от друга. Их образ мышления, подходы, методология — все разнится. Но ведь искра высекается от совмещения несовместимого. Культурная динамика последнего времени говорит о том, что чем дальше разнесены между собой объекты, люди или проблематики, тем с большим успехом они совмещаются. На этом и основывается эффект междисциплинарности, который служит залогом исследовательской деятельности. Все самое интересное происходит на границах. Причем, как только область демонстрирует свои границы, значит, она обнаруживает свою конечность. А ведь в жизни все неисчерпаемо и связано. Поэтому пересечения только приветствуются. В частности, они могут служить основой новых образовательных программ. Так, например, в Школе дизайна НИУ ВШЭ в этом году открывается новый магистерский профиль «Art&Science: неокибернетика», который создается совместно с Московским институтом электроники и математики (МИЭМ). Этот профиль уникален: он сочетает подготовку в области электроники и инженерии киберфизических систем с современным искусством, философией и современной постгуманитаристикой.
Дейдре Фини (Австралия), «Полая линза». Фото: Андрей Сикорский. Оптическая система, которая формирует изображение за счет перераспределения в пространстве электромагнитного поля, исходящего из предметов. Совместно с д-ром Д. Кэмпбеллом (Исследовательская школа физики Австралийского национального университета).
Насколько сильно отличается подход к проектам на стыке технологий и искусства в России и за рубежом?
В России долгое время было мало художников, работающих с наукой и технологиями. Понятно, что стилистика их произведений чем-то напоминала стилистику работ их зарубежных коллег, а чем-то отличалась.
В последние десять лет в России произошел стремительный и качественный скачок в развитии Art & Science и технологического искусства. В процесс включились художественные институции, фонды и премии, которые поддерживают и формируют это направление.
Мне кажется, что в России уже не осталось крупных институций, которые бы не отметились на этом поле. В игру вступила и большая «музейная четверка» — Эрмитаж, Третьяковская галерея, Пушкинский, «Гараж»; стали появляться образовательные инициативы. Сегодня в России открыто несколько магистратур Art & Science, существуют программы в области медиаискусства.
Расскажите, пожалуйста, о своих любимых проектах в направлении Art & Science. С чего можно начать свое знакомство с этой сферой?
В последнее время мне очень нравятся произведения с использованием так называемых «глубоких медиа». В фокусе внимания таких проектов — встреча с воздействием физических составляющих земли, воды и атмосферы (в частности, магнитных, электрических и гравитационных полей), а также субстратных элементов технических систем (металлы, соли, кристаллы). Сами произведения искусства «глубоких медиа» могут выглядеть по-разному. Это могут быть высокотехнологичные устройства — например, звуковой аппарат Гая Бен-Ари на человеческом нейронном субстрате или гибридная инсталляция Мелиссы Дуббин и Аарона Дэвидсона, которая рассчитывает геологическую активность рек. Есть и переходные форматы — например, реэнактмент известных опытов по воссозданию атмосферы доисторической Земли, который предпринял Адам Браун, или, скажем, работа Шпелы Петрич по налаживанию коммуникации между человеком и фикусом. Все эти произведения предлагают нам довольно сложную сборку «органического» и «неорганического»; они ставят под вопрос традиционную оптику с ее стремлением изобразить материю в качестве пассивной и безмолвной силы.
Мелисса Дуббин и Аарон Дэвидсон (США), «Линии задержки». Фото: Ола Риндалл. Инсталляция-вычислительное устройство, обеспечивающее расчет и визуализацию подземного руслового потока реки Асахи. Водяное охлаждение устройства осуществляется при помощи отвода из самой подземной реки. Из коллекции Фонда Исикавы, Окаяма.
Как вы видите развитие направления Art & Science в будущем?
Я уверен, что в будущем связь между искусством и наукой будет только усиливаться. Это значит, что наши стратегии должны будут усложниться, а наши модели окружающего мира — стать более гибкими.
Искусство как исследование, разработка нового инструментария, переход к гибридным образовательным форматам — такими будут последствия преодоления искусством собственных границ.
Задача Art & Science — предложить иной способ мышления о мире. Речь идет о попытках преодоления антропоцентризма и рассмотрении различных живых и неживых сущностей вокруг нас – вирусов и тел, алгоритмов и технических устройств, кристаллов и электрических полей – в качестве агентов, взаимодействующих друг с другом в едином процессе. Какими метафорами мы будем описывать эти образы проявляющихся во времени, частично пересекающихся людей, сущностей и объектов? Смогут ли художники дать нам этот новый образ живого и неисчерпаемого мира, в котором порядок — это лишь одно из проявлений хаоса? Это вопросы, на которые нам еще предстоит ответить.
Фонд Laboratoria Art & Science — первый в России некоммерческий исследовательский центр, который занимается построением платформ междисциплинарного взаимодействия современного искусства, науки и технологий. Симпозиум New Elements прошел в Новой Третьяковке при поддержке «Лаборатории Касперского».Выражаем благодарность авторам, предоставившим право на публикацию изображений, а также Фонду Laboratoria Art & Science, Балтийскому филиалу ГЦСИ / ГМИИ им. А.С. Пушкина (Россия), Лаборатории технологического искусства ИФ РАН и Техно-Арт-Центра (Россия), Центру биологических искусств Coalesce Университета Баффало (США), Фонду Исикавы (Япония), Галерее Капелица (Словения), MU Hybrid Art House (Нидерланды) за информационную поддержку.
Фото на обложке: Елена Рябкова.
