Пропаганда и идеология в архитектуре
Когда мы начинаем рассуждать о политическом режиме и архитектуре, политическом режиме и дизайне, то чаще всего имеем в виду XX век. И даже, вероятнее, подразумеваем противопоставление тоталитарного и «демократического», последнее в кавычках, так как достаточно сложно его детерминировать относительно дизайна. Ведь, скажем, дизайн и архитектура СССР времен оттепели или ГДР тех же лет и даже позже следуют заветам авангардистов и модернистов довоенного времени, которых относят к демократам, то есть, хорошим, противопоставляя традиционалистам, то есть плохим, но сами режимы даже близко демократическими не являются.
Позитивная или негативная оценка не является эстетическим приговором стилю и форме, но носит этический характер и зависит от того, кто и при каких обстоятельствах высказывается. Так и Ле Корбюзье, известный своими левыми взглядами авангардист, в какой-то момент был назван фашистом (1930-е, наступление сталинского ампира), но Корбюзье, хрущевки, советский урбанизм — это еще тлеющие уголья, голыми руками их лучше пока не хватать. Можно рассмотреть тему на более холодном материале, где, казалось бы, все четко разнесено по полочкам: нацистская Германия, Третий Рейх, грешники тоталитарной архитектуры отделены от ангелов демократического модернизма.
Хорошее/плохое, белое/черное — это только кажется, все ясно. На самом деле, четкий дуализм обманчив, мир, тоталитарной или демократической архитектуры в том числе, гораздо сложнее упрощенных представлений о нем. Время вносит свои коррективы. На этот счет можно рассказать несколько историй.
Вайсенхоф, дом Марта Стамма.
История первая. Штутгарт, знаменитое авангардное поселение «Вайсенхоф» и неизвестные широкой публике традиционалисты 1920-х. Если эту историю рассказывать без лишних подробностей, то все выглядело так: в молодой Веймарской республике царило воодушевление, когда речь заходила о возможном жилье буквально для каждого (в том числе и для одинокой молодой девушки), о здоровом климате для жизни и работы, о здоровом образе жизни для трудящихся. Поэтому, когда в 1926 году во время подготовки к выставке немецкого Веркбунда (объединения архитекторов, художников, дизайнеров и промышленников) была высказана мысль, создать не просто демонстрационные павильоны, а реальное жилье, то эта идея сразу нашла отклик. Куратором проекта был назначен тогда еще «бумажный» архитектор Мис ван дер Роэ, власть ему дана была, практически, безграничная. Чем он и воспользовался при отборе кандидатур для постройки показательных домов. В число участников попали исключительно представители авангарда, преимущественно приезжие и иностранцы (одно из условий выставки, проходящей в Штутгарте, было участие местных архитекторов, — выполнено оно не было, что повлекло за собой последствия, о которых ниже).
Вайсенхоф, дом Мис ван дер Роэ
Еще Мис ван дер Роэ определил этажность домов, обязательным условием для каждого проекта стала плоская крыша (это было обыграно в многочисленных карикатурах с верблюдами и бедуинами, колония как марокканская деревня). Остальные архитекторы тоже не стеснялись с детерминацией жизни для будущих жильцов под прикрытием заботы об их здоровье и радением об общей рациональности мироустройства (вплоть до того, сколько иметь детей и что выращивать на грядках и клумбах). Ле Корбюзье был одним из самых радикальных. Возможно, правда, это очевидно только благодаря тому, что в одном из построенных им домов дотошно рассказывается об устройстве и функционировании интерьера: ничего лишнего, экономия пространства, складные кровати в бетонных шкафах, убираемые на день, личное пространство только для сна, разделяемое раздвижными перегородками, никаких диванов — стулья! Человек эпохи авангарда не мог быть праздным пролеживающим диван лентяем.
Вайсенхоф, детали интерьера дома Ле Корбюзье, окна в железных рамах, которые выполняют одновременно функцию решетки, защищающих жилье от грабителей. Встроенная в бетонный шкаф кровать, убираемая на день.
Местные заслуженные архитекторы, представители штуттгартской школы были ущемлены. Они не только критиковали Вайсенхоф, где только могли, нет. Они построили свое поселение — на соседнем холме: Кохенхоф, несколькими годами позже (полностью к 1933) и в другие сроки (бетонные дома Вайсенхоф были воздвигнуты за 6 месяцев). Куратор проекта Пауль Шмиттхеннер тоже выдвинул требования: все дома, построенные традиционными методами из дерева, должны иметь двускатные крыши. Поселение было воздвигнуто при поддержке Министерства лесного хозяйства в рамках выставки «Немецкая древесина для строительства и обустройства квартир». Критика прозвучала и здесь, колония получила злобное прозвище «поселение древесных червей».
После прихода к власти нацистов судьба архитекторов сложилась различно: немецкие авангардисты были вынуждены покинуть родину, так как профессиональной перспективы не имели (дизайнер-график Вилли Баумайстер, оставшийся в Германии, получил запрет не только на выполнение графических работ, но и на любую художественную деятельность. На проживание для себя и семьи он зарабатывал, занимаясь экспериментами с красками на предприятии по их производству). Само поселение Вайсенхоф в конце 1930-х отдали армии, на высоте должен был быть построен командный пункт, но это не было реализовано, так как военные действия зашли далеко, в одном из домов братьев Таутов был установлен ДОТ, разбомбленный вместе с домом союзниками. Архитекторы Кохенхофа продолжали успешно работать и в Третьем Рейхе, Пауль Бонатц, например, автор проекта все еще существующего Штуттгартского вокзала и многих других зданий, построил виллу Рибентроппа. Шмиттхеннер мог бы стать главным чиновником по строительству нацистского государства, отказался от такой чести, и аргументировал свой отказ в докладе «Закон кроткости в искусстве, особенно, в архитектуре», в котором отмежевался от современной ему монументальной архитектуры. Но тем не менее, Шмиттхеннер был занесен в 1944 году по воле Гитлера в список важнейших архитекторов, что спасло его от призыва на фронт.
Здание вокзала, Штутгарт (1911 – 1927), архитектор Пауль Бонатц.
В начале 21-го века поселение Вайсенхоф получило вторую жизнь, параллельную повседневной — музея под открытым небом, два из 16-ти оставшихся от изначального проекта домов, спроектированные Ле Корбюзье, стали частью культурного наследия ЮНЕСКО. В реальности эти дома — жилье, мало пригодное к жизни, в современном ее понимании: они сделаны из бетона, плохо изолированы, с низкими потолками, крошечными комнатами, плохой планировкой. Одновременно с этим и слегка окрашенное в «коричневые», фашистские тона традиционное поселение Кохенхоф восстает из своего многолетнего сна. Ведь функциональность и рациональность, эти мифы 20-го века, столпы авангардной революции, потеряли свою однозначность в наше время. Традиционализм же перестал быть противопоставлением эволюции. Напротив, поддерживание традиций, как и использование возобновимых материалов, как дерево, рассматривается как шанс для выживания, надежда на будущее.
Пример «нового строительства» в Штутгарте помимо всемирно известного Вайсенхоф: здание редакции газеты «Тагблатт», первая железобетонная высотка Германии, архитектор Эрнст Отто Освальд, 1928.
История вторая. Дюссельдорф, архитектура города последних десятилетий перед Второй Мировой войной, две выставки, если провести аналогию, то можно их окрестить так: достижений народного хозяйства, 1926 и 1937 года.
Прежде чем говорить о подоплеке, бэкграунде городской архитектуры тех лет, когда происходило столкновение традиционного и авангардного, стоит отметить ее вполне однозначное воздействие на наблюдателя. Не владеющий знаниями по истории посетитель Музея Kunstpalast или выставочного зала Форума земли Северной-Рейнвестфалии (район Ehrenhof) увидит в ансамбле из красного кирпича образчик эпохи тоталитаризма: массивность зданий, ритм вертикалей, пропорции, заставляющие прохожего осознать собственную причастность великому целому, собственную встроенность в огромный функционирующих механизм/организм. Атмосферы добавят жизнеутверждающий мозаики, просматриваемые за портиками флюгеров дворца и концертного зала Tonhalle. Входящий в Северный парк (Nordpark, в другой части города) будет встречен двумя «Укротителями коней», которых он без сомнения отнесет ко времени Третьего Рейха и мысленно заклеймит как «нацистское искусство». Впечатление первого и приговор второго, основанные на каких-то неясных представлениях, собственном опыте и некотором предубеждении, в каком-то смысле, можно даже назвать правомерными, но с поправкой.
Укротитель коней, скульптор Эрвин Шарффс, 1930-е.
Архитектурный ансамбль Эренхоф, находящийся в центре Дюссельдорфа, был построен на самом деле в донацистское время как часть знаменитой национальной выставки, посвященной здоровью и гигиене, социальной заботе и физкультуре», известной под именем GeSoLei. В 1926 году, сразу после ухода французских оккупантов. Последний факт немаловажен для того, чтобы понять, почему традиционализм был так силен на Рейне, и почему модернизм, практически, не имел шансов. Один из инициаторов выставки Эрнст Пёнзген так высказался о значении выставки: «Если мы хотим подняться с колен и действовать как свободный народ на свободной земле, то существует только один путь: попытаться всеми способами снять с себя бремя прошлого. Это потребует высшего напряжения и полноценной отдачи, что возможно только тогда, когда человек полностью здоров. Именно в этом заключается значение GeSoLei для немецкой экономики.» И по содержанию и формально в архитектуре — все было подчеркнуто немецким, узконациональным, «оздоравливающим» телесно и духовно. Выставку посетили 7,5 миллионов посетителей, помимо ансамбля из красного кирпича было построено еще 150 временных павильонов и отдельно стоящих домов из дерева на общей площади в 120 тысяч кв. метров. Главным архитектором выставки был Вильгельм Крайс (Wilhelm Kreis), ставший в последствии горячим последователем «партии и фюрера», работавшим в Берлине в команде Альберта Шпеера над нереализованными проектами многочисленных музеев (расширение Египетского музея, музей искусства 19-го века, музей Мировой войны).
Ансамбль Ehrenhof, стационарные здания на территории выставки GeSoLei, в настоящее время выставочные залы и музей, архитектор Вильгельм Крайс, 1926.
Иногда глаз, интуиция не подводят. В случае с «Укротителями коней» у входа в Северный парк они, однако, оказываются неправы: хотя эти скульптуры и созданы в те годы (тут наблюдатель не ошибся), но отнюдь не отвечают духу национал-социализма, за что их создатель Эрвин Шарффс поплатился. Его кони были экспонатами знаменитой выставки «Дегенеративного искусства», несколько лет путешествующей по метрополиям Третьего Рейха. Но сам парк непосредственно связан с историей нацистской Германии, он является частью огромной пропагандистской выставки 1937 года «Народ созидающий». Блокбастер (за полгода работы выставку посетили 6,9 миллионов человек) задумывался еще в начале 30-х, в донацистское время как традиционная выставка Немецкого Веркбунда, несколько раз он менял свою концепцию и кураторов, пока полностью не превратился в архитектурный учебник «как правильно жить в Третьем Рейхе», как содержать свой дом и сад в порядке, как праздновать, как работать, что созидать. Помимо временных павильонов, паркового ансамбля и садов были построены несколько показательных поселений для различных групп населения.
Nordpark, Дюссельдорф, парковые реликты Третьего Рейха, самой большой выставки того времени «Народ созидающий».
После окончания Второй Мировой территорию парка заняли союзники, большая часть сооружений были разрушены, скульптуры нацистских аналогов «рабочего и колхозницы», украшавшие некогда парк, до поры до времени исчезли. Шесть фигур сословий, в том числе крестьянка и рыбак, пастушка и охотник, были обнаружены несколько лет назад и возвращены в парк. Непосредственную связь с тоталитаризмом в них узреть трудно, разве что, зная заранее, дотошно искать.
Все фото — Елена Невердовская.
